Святослав Теофилович (Анна Тхарон. Лица) — различия между версиями

Сегодня, в этой замечательной точке пересечения меридианов, перед глазами оказалось нечто необыкновенное. Одна маленькая история, событие, случай, почти не’реальный случай, но совсем не случайный в россыпи точек и пунктов назначения на карте жизни.
  Эта история, яркая и звонкая — только что треснувшим от спелости тёплым ароматным арбузом, – случилась со мной в далёком детстве, и было мне девять лет. Поэтому и знакомить с ней я буду как ребёнок, без широких рассуждений «о судьбах человечества» и причинах-следствиях этого загадочного происшествия, не углубляясь в подробности, которые, впрочем, обязательно появятся..., и тут же будут выброшены зá борт, в пучину комментариев.
  Я расскажу о концерте, об одном-единственном концерте, пожалуй, самого прославленного и знаменитого пианиста того времени, который по мановению небесной руки свалился нá голову яблоком. — Этого концерта вообще-то не должно было быть, однако он состоялся, вопреки всему, да ещё и с прекрасным «эффектом бабочки» (что это такое, можно узнать этажом ниже, в комментарии).^{[комм. 1]}
  Итак, вот событие: к нам, в далёкий город Чимкент, приехал Рихтер! Святослав Рихтер. Тот самый Рихтер, который частенько забирался в наш проигрыватель и разыгрывал для маминых студентов свои прелюдии и фуги Баха, карнавалы Шумана, моменты Шуберта и многое-премногое другое-предругое. И вот, просим жаловать: он здесь! Живой. На расстоянии вытянутой руки, и даже ещё ближе. Он появился на пороге дома так внезапно и неожиданно, словно... чёртик из табакерки, вдоволь наигравшись, выпрыгнул из проигрывателя на пол в коридоре.
      Однако... обо всём по порядку.

  О приезде и концерте Рихтера мои родители узнали у себя на работе, в музыкальном училище, чуть раньше прочих «обыкновенных смертных», на несколько минут опередив плески и выплески сенсационной новости во всех местных газетах и по радио, и были, выражаясь провинциальным канцеляритом, включены в почётный список лиц, ответственных за проведение знаменательного события. Папу, как музыковеда и владельца собственного «москвича», впрягли (это его собственное выражение) встречать, сопровождать и провожать высокого гостя, а на мамины тонкие плечи пианистки и ведущего педагога легла задача государственного масштаба – на виду у всего света во время концерта переворачивать Рихтеру страницы, прямо на сцене. Нужно ли говорить, какой фурор и суету устроила эта новость. В несколько мгновений она затопила всю нашу квартиру электрическим волнением, в воздухе повисло предвкушение чего-то волшебного, какое бывает зимой в ожидании богатой ёлки или первого снега, и все разговоры крутились вокруг одного, словно все остальные заботы и жизненные вопросы куда-то внезапно провалились и бесследно растворились навсегда..., — до следующей недели.

  Однако предположить, что же произойдёт не в сказке Пушкина, а на самом деле, было мудрёно. Никому в голову не пришло и даже рядом с головой не вертелось такое предположение...: настолько Он был далёким и казался нездешним, инопланетным, из другой Вселенной, «с вертящихся пластинок». А он – Рихтер, вóт он! – приехал прямо к нам, в квартиру. Минуя планы партии и правительства, по личной инициативе папы.
  Кáк же он попал в нашу квартиру, — напрашивается вопрос? А я и расскажу, пожалуй. —

  С чего всё началось, я, конечно, не знаю, но из краткого папиного объяснения на пороге квартиры выяснилось, что во всех гостиницах города не оказалось ни одного номера с инструментом. Даже «люксы» все были с чем угодно, но только не с роялем. — Однако! (...произносить строго с интонацией Ипполита Матвеича Воробьянинова!!!) ... Это была непременная «прихоть» музыканта (как выяснилось чуть позже, совсем не’прихотливого), и папа, не долго думая или, скорее, не особо раздумывая, предложил «поехать к нам», где есть всё и со всеми удобствами для музыканта. Не корысти ради, токмо по простоте и щедрости душевной. Сказано — сделано, — благо руль не дрогнул в руках и «москвич» слушается своего хозяина.
  Правда, с приездом вышел казус: договорился с Рихтером он сразу, а вот позвонить домой спохватился только в последние полчаса^{[комм. 6]}, чтобы радостно сообщить — «к нам едет ревизор». Услышав необычайную новость, мама даже остолбенела от шока на пáру мгновений, однако на падение в обморок и нюхание нашатырного спирта не оставалось времени, поэтому решение о размещении пианиста в комнате с чудесным инструментом и удобной кроватью на солнечной стороне – было принято молниеносно, окончательно и бесповоротно. И... это решение, в первую очередь, поразило меня, словно стрелой: два дня Святослав Рихтер будет жить в детской комнате (нашей с братом) и спать в моей кровати...^{[комм. 7]} Целых два дня! На мой вопрос, почему же его положат непременно в моей, а не в братней (кровати), ответ последовал короткий и деспотически непреклонный — так решено и точка. К тому же, на моей стороне больше солнца. И что тут возразишь «начальству»?.. Вот и у меня не нашлось слов для дискуссии, чтобы отстоять (или отлежать) своё законное место под солнцем. Да и на полемическую борьбу времени не оставалось, потому что... в коридоре раздался троекратный звонок и в квартиру вошли двое — сияющий папа и следом Святослав Теофилович Рихтер, с неопределённым выражением на лице...
  ...немая сцена, полная щенячьего восторга и трепета народных масс...

  Приветственная часть прошла на удивление легко и даже весело, и всё напряжение разрядил сам гость, обратившись после «за ручку» с мамой – ко мне, сияя самой светлой улыбкой: «...ах, какая красавица, настоящая принцесса! ..совсем как Ниночка, статуэточка.^{[комм. 9]} Наверное, играешь, да?...» — от неожиданности такого поворота и большой дозы внимания к своей маленькой персоне, я ответила как тот татарин, который, что вижу, то и пою... – «...да, играю, ...в шахматы». И как же хорошо он засмеялся! Просто, весело, искренне, совершенно по-детски. И несмотря на мамино одёргивание, всем заметное, он просто весь улыбался — мой детский непосредственный ответ ему явно понравился (...а мама почему-то сочла мой тон... дерзким). Да и мне, честно сказать, понравился его смех, а потом, несколькими часами позже, и простота в общении. В том числе, в общении с моим инструментом. На котором я играла. В шахматы.

  — В качестве «исключительной меры доверия» мне было дозволено (ясное дело, мамой, потому что сам музыкант был мне очень рад) тихонько сидеть в одной с ним комнате во время занятий. — Я слушала, а Рихтер играл. Все при деле. Вдруг он прервался, резко повернулся ко мне и с улыбкой попросил поиграть ему что-нибудь, если я играю... не только в шахматы... Мудрено, однако. На мгновение я даже перестала дышать от неожиданности, но собравшись с духом в состояние «некуда бежать», без слов села и сыграла ему «на одном вдохе» что-то очень скоростное, как мне тогда казалось, — прелюдию Баха до-минор из первого тома ХТК, без фуги. Сделав дело и обернувшись к нему, я увидела какое-то непонятное для меня выражение лица, то ли расстроенное, то ли, наоборот, очень удивлённое, и при этом крайне серьёзное, без тени улыбки. Рихтер сказал мне всего несколько слов — «это очень хорошо», а всё остальное выслушивала моя мама. Я бы, конечно, и сама хотела узнать (теперь-то, спустя тридцать пять, сорок, пятьдесят лет), чтó хорошего он нашёл в моей игре, но поскольку навыка и склонности «подслушивать/подглядывать» у меня нет, я всего лишь ждала возвращения большого человека в комнате у инструмента, чтобы продолжать слушать его приготовления к концерту. На послезавтра...

  И вот, настал день концерта. С самого утра в воздухе висело торжество и волнение — у моих родителей, что чувствовал сам Рихтер — не знаю, внешне он был по-будничному спокоен и молчалив. Напомню ещё раз, в тот единственный день и вечер, памятный музыкально-культурному Чимкенту, Рихтер играл большие поздние сонаты Шуберта. Собственно говоря, сам концерт я запомнила как скопление огромной толпы людей. В первый раз я увидела, что такое настоящая давка — перед входом в здание концертного зала, и если бы папа не держал меня и брата за руки, нас бы просто смело наступавшей волной. В огромном зале все места ... в пространстве были заняты, сидели не только в креслах и на стульях, но и на ступеньках в проходах, стояли, подпирая стены, и даже на сцене для рояля и пианиста остался небольшой островок.
  Рихтер играл (как) по нотам, а страницы переворачивала мама, сидя у него под левым локтем, поскольку мéста разместиться просторнее попросту не оставалось. Ещё, во время концерта меня поразило эффектное освещение сцены: видна была только клавиатура и руки пианиста, всё остальное скрывалось в полумраке. — Кажется, это было самое яркое моё впечатление от концерта.^{[комм. 11]} А вот, кáк играл Святослав Теофилович в тот вечер, я помню очень смутно и совсем по-детски: всё время хотелось убавить треск неприятно скрипящих сидений, а так же возню шёпота-шороха-кашля в зрительном зале, и прибавить громкости пианисту, поскольку не покидало ощущение, что звук словно утонул «в валенках» не по размеру... — ужасная акустика огромного зала под’суропила. Впрочем, на успехе это не отразилось никак. Публика неистовствовала и требовала «на бис» снова и снова. И конечно, море цветов, девятый вал. — После концерта цветочное море затопило нашу квартиру, — в прямом смысле слова, — и радовало ещё несколько дней.

— Что же сказал Шуберт по поводу исполнения своих поздних сонат, я уже не помню. У него был слишком тихий голос.

  А потом были проводы. Рихтер уезжал, продолжая своё пожизненное концертное турне. Его отъезд оказался почти таким же неожиданным и удивительным, как и его неожиданное появление — словно бы он на минуту отодвинул занавеску и заглянул к нам из своего отдельного мира, — без особого намерения, просто так, по случаю... — Но... тссс!... — бывает ли на этом свете что-нибудь случайное? Или так было зачем-то нужно?..
  На вокзале как всегда пахло угольной гарью и ветерком волновалась грусть, тонкая и удивлённая... Очень хотелось, чтобы он остался, хотя бы на денёк, ещё один большой бесконечный денёк..., чтобы снова услышать его голос, немножко картавый и светловатый на просвет, как та папина груша... — На перроне, перед самым отходом поезда, Святослав Теофилович внезапно поднял меня на руках и нежно поцеловал в щёчку... Точнее, это было нежное, еле уловимое, воздушное прикосновение... с тонким, очень приятным прохладным, хвойно-лесным и даже морским ароматом. Совершенно новым для меня и удивительным... Такого богатого сочетания оттенков запахов в одном, которое можно было без труда разложить на отдельные ароматные картинки и звуки, я никогда прежде не слышала..., ни своим носом, ни ухом.

        И уже прощаясь, он тихо улыбнулся и почти шёпотом сказал:

«Ну, будем ждать!»^{[комм. 12]}

Сегодня я хотела бы оставить ещё одно маленькое размышление поверх только что рассказанной истории, находясь от неё на далёком расстоянии и глядя на всё случившееся с чувствами и ощущениями сегодняшнего дня, уже не детскими... — Случай с приездом Рихтера не только в Чимкент, но и к нам в квартиру, конечно, небудничный во многих смыслах (если не во всех). И в самом деле, ведь не каждый же день, проснувшись у себя дома, можно запросто встретиться, лицом к лицу, с явлением сверх’естественным, например, с шаровой молнией... или фокусником (с кроликом в цилиндре), выпрыгнувшим из какой-нибудь цирковой энциклопедии. Вот и появление Рихтера — какого-то нереально отдалённого (столичного) пианиста «из проигрывателя, телевизора и радио», — укрепилось в детском сознании как волшебство (возле новогодней ёлки). Причём, волшебство вполне реальное (например, из очередного выпуска телепередачи «Очевидное — невероятное»), без особенной ловкости рук или мошенничества. Но зато — в нашей квартире и с нашим же непосредственным участием.
  В те детские времена моё отношение к творчеству Святослава Рихтера ещё не объявилось, оно скучало где-то в углу между плюшевыми игрушками, а тёмными зимними вечерами слонялось аморфным призраком по коридору между залом и кабинетом. Временами какие-нибудь учителя или местные авторитеты на него оказывали сильное настойчивое давление и тогда, как чёртик из табакерки Николая Васильевича, оно отпрыгивало ещё дальше от пункта назначения: «послушай то, или оцени это» (как играет Рихтер). Я слушала, конечно, и даже пыталась оценивать, но почему-то из «пластинок Рихтера» для меня звучало нечто очень скучное и слишком серьёзное..., и я всё чаще переключала «репертуар» на других исполнителей, имена которых произносились куда реже, но зато нравились мне больше (маленький этюд из детской психологии). И когда можно было залезть в шкаф с пластинками и выбрать увесистую пачку по своему желанию для «послушать с нотками» (а в те мои юные годы это было возможно только в присутствии & под строгим контролем родителей), пластинки с дядей-Славой там обнаруживались почему-то редко. Куда чаще попадались записи скрипичных концертов и симфоний, а среди пианистов интуитивно близкими мне стали Дьёрдь Цифра, Лазарь Берман, Самуил Фейнберг и другие живые..., очень живые музыканты (за один присест всех и не перечислишь). — Из этого пояснения становится очевиднее, как постепенно образовалось моё невероятное отношение к Рихтеру. — Оно удалялось от него всё более широкими шагами...
  А вот он взял, да и сам приблизился. Внезапно. Живьём. И в полный рост. К тому же, не один, а вдвоём с Шубертом (поздним). В таком (живом и позднем) виде он мне даже понравился своей живостью, непосредственностью и, странно сказать, даже лёгкостью. Однако и в этом случае «максимального приближения к объекту», моё отношение к его игре висело в неопределённости, как осиновый лист на ветру... Всё-таки, мне больше нравилось, когда дома на рояле играла мама. Звуки под её пальцами становились тёплыми, журчащими как ручеёк, было просто, понятно, хорошо и спокойно от маминых Музык. С Рихтером же было не просто иначе, а совсем... иначе. — Поскольку я почти не помню, кáк он играл, но зато ясно помню свои чувства и ощущения, словно только что, свежо и выпукло, поэтому и буду сравнивать сейчас двух исполнителей (в данном случае, маму и Рихтера, как в «неравном браке»), опираясь на ощущения. — В отличие от мамы, Святослав Теофилович буквально «задавливал» потоками и массами звуков, — долгими и вязкими. Порой становилось непонятно, что происходит. Было одновременно страшно и интересно, — страшно интересно, чем же дело кончится, рухнет рояль или куда-то провалится всё остальное. Удивительный талант был у этого пианиста... От него оставалась усталость и тяжесть в голове, Венечка Ерофеев сказал бы: как с похмелья. ... Странно сказать, но даже спустя годы и десятилетия, те мои детские ощущения остались на своём месте, неподвижно, в той же точке тяжести и усталости от игры Большого Пианиста (сокращённо БП), увеличиваясь с годами в размерах и глубине... Как много раз я слышала в школе, «душа Печорина не каменистая почва»..., вот и не проросло ничего похожего на всеобщий восторг и восхищение в адрес Рихтера-пианиста.
  Тогда, в детстве, это несоответствие (с обще...принятым мнением) повисло передо мной странной & гадкой загадкой, которую, впрочем, очень скоро «разгадал» совсем другой человек..., мой дорогой учитель в Саратовской консерватории. Своим прекрасным бонмотом Скрипай попал прямо в яблочко (заднее), в самую суть моих смутных ощущений, придав им словесную форму настолько точную и прямую, словно бы всё время исподтишка подглядывал за мной (с детства) или забрался внутрь и сидел в своём любимом кресле между моих переживаний. Но что же сказал Скрипай?.. «Рихтер не музыкант, он — пианист». И точка. Если не слишком понятно, приведу его слова более подробно: «...Рихтер не Музыкант, он только пианист, блестящий, виртуозный, масштабный, какой угодно..., но всего лишь — пианист. Да, он гений..., в определённом смысле. Его феноменальной памятью можно восхищаться. Однако в сравнении с тем, Чтó Есть Музыка, он безусловно проигрывает. Я бы так не смог... Мне гораздо ближе Гилельс, Игумнов, Гульд... Хотя и у Рихтера есть гениально музыкальные записи, например, медленные части поздних сонат Шуберта, его же музыкальные моменты и вокальные циклы, Прокофьев, Бах... Но, к сожалению, это крупицы. Нéкогда ему было заниматься музыкой, понимаешь ли, не-ког-да. Тягаться со временем — тá ещё задача...» — Попробуй-ка, потягайся! Надорвёшься или споткнёшься...

— Вот и надо...рвался.

Святослав Рихтер (от нем. Richter, richten — эксперт, судья, судить; равнять, выравнивать; править, от слова «правило», ну... и так далее в том же рихтовальном духе) — всемирно известный пианист ХХ века, активно концертировавший по всему миру примерно с середины 1940-ых годов до 1995 года. Масштабный и невероятно выносливый. Как огромная машина... или, точнее сказать, конвейер промышленных масштабов по производству потока звуков, записей, концертов почти по всей поверхности земного шара. Да-да, я снова повторяюсь и буду повторяться, потому что не повториться в данном случае нельзя. — Именно здесь, в лице одного пианиста, сáмая Тавтология звучит монотонной прелестью бес...конечных повторений, могучих и прекрасных своей удивительной повторяемостью и повторностью, бронированной и железобетонной..., с выдавленным штампом на стальной балке. — Словно печать (или клеймо?), неподвластная времени и узнаваемая повсюду. Великая Пианола, вернувшаяся из начала века, пожизненная «пьеса для механического пианино» в одном человеческом теле с родовым вензелем «Richter» (или, по-нашему, экс’перт — квалифицированный специалист). Не менее того. Но и не более. Как перед тем памятником, каменным гостем. Сердце останавливается от застывшего механического величия...

1. ↑ Если чуть яснее и говоря по-русски, этот эффект имеет название «ничто не проходит бесследно», равно как и на каждое «аукнется» обязательно прилетит своё «откликнется».
2. ↑ Техническая справка №1 (очень короткая). Осенью 1987 года Рихтеру было 72 года от роду, таким образом, оставалось ещё почти десять лет славного пути до последней яркой вспышки перехода в иное, — говоря слогом строгим, скорбным и поэтическим одно’временно...
3. ↑ Какими путями папа попал в ответственную группу «встречающих товарищей», сопровождающих и о(т)правляющих высокого и знаменитого гостя, до сих пор остаётся секретом полу’шинели, и лучшее, что можно сейчас сделать, — просто принять этот факт или, точнее, арте’факт по-ленински, — как данный нам в ощущениях. Ну а если не полениться и пролить чуть больше света на этот тусклый предмет, то картинка окажется не только цветной, но и рельефной.
    Начать с того, что папа мой, несмотря на все свои «выпадения в нехорошие состояния», был человеком экстремальных дарований, он обладал прекрасной способностью буквально схватывать на лету иностранные языки и сразу же говорить на них. Это раз. Он был лёгок на подъём, лёгким в общении с совершенно незнакомыми людьми, иначе говоря, контактным... и даже азартно-контактным. Это два. Папа был человеком надёжным и ответственным, несмотря на все свои причудистые причуды (...очень мягко выражаясь...) психики, характера и нутра. На него можно было положиться (и даже всей тяжестью). Это три. Плюс ко всему, папина внешность атлета-музыковеда привлекала и располагала к общению, а семейное положение (из известной фамилии) и комфортное расположение в собственном автомобиле придавали облику основательности и мобильности в глазах дирекции музыкального училища (...уместнее прозвучало бы сочетание «императорских театров», но это, как говорится, поздновато: «всё давным-давно уплыло...»). Это пять.
    И напоследок, в качестве жёлтой черешенки на торте, скажу слово о папиной деятельности, его профессиях. Папа был музыковедом и баянистом (два в одном), играл в училищном ансамбле баянистов (успешном и популярном в те поры). Довольно странное сочетание, и редкое.
    И наконец, подбираясь ближе к основной теме разговора, в музыкальном училище Чимкента папа преподавал сразу несколько теоретических дисциплин — теорию, гармонию, полифонию и музыкальную литературу, и заодно играл в ансамбле баянистов. Играл, как говорили, виртуозно и выразительно. Последнее обстоятельство служило особым козырем в рукаве перед лицом дирекции музыкального училища (...и всё-таки, очень жаль, что не «императорских театров»...), которая часто поручала папе организацию концертов заезжих звёзд-баянистов, балалаечников и других народников, а временами награждала папу ответственностью за мероприятия и объекты иного значения и государственного масштаба. В тот год подобным «объектом» и стал преславный Святослав Рихтер, свалившийся как снег на голову, а папа, таким образом, оказался «попавшим под горячую руку», и всё заверте...
4. ↑ Минуточку внимания для небольшого объяснения «деревянной» Эстонии (Estonia). Да, именно так, рояль был «деревянный» и в прямом смысле, и в иносказательном: новёхонький, тугой, глухой и не самой удачной сборки. Благодаря всем этим обстоятельствам, инструмент оказался совершенно непригоден для такого же «глухого» огромного зала... Иначе говоря, условия прекрасные. Как хочешь, так и играй, впечатляй слушателя богатством интонаций, красок, тончайшими градациями звуковой палитры или же переливами густых ярких наслоений. Чудесно! Ну, на самом деле, даже жаловаться не на что?.. Зал – большой, рояль – новый (а кого вообще волнует, что он тугой и глухой?... правильно, никого, кроме пианиста), сиди, играй в меру испорченности. И желательно что-нибудь бравурное и быстрое (если сможешь, конечно), например, сочинения Листа, Прокофьева, Рахманинова... Но увы, как назло в программу этого, единственного и стихийного концерта одиноко «заявился» Франц Шуберт. Поздний, почти запоздавший. Совершенно иной автор... И в данном случае, «игра» предпочтительна совсем не мускулами, а тонкостью и глубиной, и даже игрой света и тени, да-с... ...при этом, нисколько не отменяя наличие глубины и тонкости у «мускулистых» авторов...
5. ↑ Техническая справка №2. «Richter, L'Insoumis» — название документального фильма французского скрипача и режиссёра Брюно Монсенжона (Bruno Monsaingeon) о Святославе Рихтере, снятый в жанре интервью-монолога на основе дневниковых воспоминаний, архивных записей и фильмов, посвящённых творчеству пианиста. Фильм, конечно же, появился десятилетием позже описанных в данной статье событий.
6. ↑ Точного гринвичского времени я, разумеется, не знаю, лишь припоминаю папины без’временные замечания. И ещё одно немаловажное уточнение — в те далёкие годы не было никакой мобильной связи, так что позвонить из точки «А» в точку «Б» можно было только из телефонной будки на улице или со стационарного аппарата, наскоро забежав куда-нибудь. Мало кто теперь вспомнит, как это было...
7. ↑ И здесь я вот о чём, отступая на полноги в сторонку. – Дело в том, что впечатления родителей и мои собственные от осознания того, что сам Рихтер будет жить у нас (дома) и, конечно, от предстоящего общения с ним, думается мне, отличались знанием о важной птице. Сейчас поясню. Папа с мамой слишком хорошо знали, кто такой сей Рихтер и отнеслись к его появлению в нашей квартире, как явлению сверхъестественному, чему-то такому, чего быть не может, а оно — пожалуйте, на расстоянии руки, даже вытягивать не нужно. — Но я, в свою очередь, точно так же зная, «кто есть сей доблий муж», никакого придыхания и трепета не испытала, скорее напротив, потому что ещё до начала меня «обрадовали» новостью о том, что меня выселяют вон: дядя-Рихтер будет жить в детской (нашей с братом) комнате и спать в моей кровати.
8. ↑ Фрагмент из комедии Александра Сергеевича Грибоедова «Горе от ума», действие Второе, явление Пятое. Шутливая ироническая французская фраза взята Грибоедовым в пьесу с особым смыслом и даже, отчасти, умыслом, и в пору поэта «говорила» сама за себя. — Эта идиома была понятна «без слов» всему франкоговорящему высшему свету (и даже полусвету) и означала буквально следующее: фр. Jeter son bonnet par-dessus les moulins — в дословном переводе на русский язык: «бросать свой чепец через мельницу». — Но если для французов это выражение простая фигура речи, то для человека русского — острая и едкая шпилька в адрес (якобы) безрассудных женщин, пустившихся во все тяжкие и выбежавших далеко за рамки личного приличия... — Чтó именно под этим разуметь, каждый волен выбрать сам, как говорится, в силу своей ... образованности и жизненного опыта, не говоря одним словом..., для простоты, солидности и не теряя лица. Однако в данном случае — в случае приезда Рихтера к нам домой, я попросила бы воспринимать это крылатое выражение исключительно и только как французы, не замечая ни мельниц, ни чепцов, ни чего-либо ещё. Только восторг и радость от небывалого события. И точка.
9. ↑ Здесь, конечно же, Святослав Теофилович имеет в виду Нину Львовну Дорлиак, свою супругу, замечательную камерную и оперную певицу своего времени. Это очень короткая информационная справка, как и было задумано.
10. ↑ Думаю, в пору моего обучения в консерваториях такой подход к репетиции накануне концерта произвёл бы на меня большое впечатление, но тогда, будучи ребёнком девяти лет, я просто слушала музыку, не вдаваясь в подробности и тонкости занятий концертирующего пианиста, накануне. Заниматься не тем, что заявлено в программе, за день-два до концерта, — невероятно остроумная и полезная вещь, и я это неоднократно прочувствовала на своём опыте, — значительно позже, конечно. Несомненная польза этого казуса заключалась и заключается в том, что пианистический механизм и организм заранее отдыхают от предстоящего концертного стресса (большого или малого), одновременно переключая внимание на другие вещи (имея в виду, конечно, музыкальные сочинения) и сохраняя весь исполнительский аппарат – голову, сердце, руки и т.д. — в хорошей свежей форме. Это — во-первых. А во-вторых и всех прочих, такой метод погружает голову (в которой всё гóре — от ума, конечно) в состояние большой собранной расслабленности (надеюсь, сказанного достаточно, хотя я могла бы остановиться на этом пункте и подробнее) и настраивает на спокойное эмоциональное самочувствие. Разумеется, этот приём «работает» только в том случае, когда основная программа твёрдо выучена и уложена во все уголки души и тела, а не сработана за пару часов «генеральным планом» на коленке. — Однако вернусь к Святославу Теофиловичу. Потому что именно ему предстояло играть большой концерт из поздних сонат Шуберта. Выход из комментария в текст – по стрелочке «вверх». Впрочем, можно и вниз, если угодно...
11. ↑ Техническая справка №3. С конца 1981 года, а если точнее — с 31 декабря 1981 года, Рихтер начал свой переход (как Суворов через Альпы) с игры «наизусть» — к игре «по нотам». Окончательно он прекратил играть без нот спустя четыре года, в 1985. И ещё несколько слов об особом свете в зале и на сцене во время сольных концертов Рихтера. В последние полтора-два десятка лет пианист отказался от обычного «общего» освещения ради небольшого светильника на рояле, у себя перед глазами, чтобы видеть ноты на пюпитре и клавиши. Таким образом, создавалось отдельное пространство Живой Музыки, где всё внимание слушателя фокусировалось только на звучании, не отвлекая на второстепенную «зрительную» или же зрелищную часть.
12. ↑ Что на самом деле имел в виду Рихтер, я не знаю. Могу лишь высказать своё взрослое предположение, основанное на маминых разговорах... После спонтанного прослушивания моей игры дома, Святослав Теофилович (со слов мамы) был впечатлён моей одарённостью и непосредственностью за инструментом, лёгкостью и точностью движений, свободой рук и подачей музыкального материала, и посоветовал маме внимательно наблюдать за мной, но при этом не «...пичкать чрезмерными гаммами и излишними скучными упражнениями, чтобы сохранить и укрепить желание заниматься на рояле, играть, творить, воображать... Пусть восприятие от музыки остаётся всегда чистым...» — красивые слова, которые моя мама (почему-то) приняла как некое символическое напутствие Большого Музыканта совсем ещё юному и начинающему Гроссмейстеру. И — удивительное дело — оказалось-то, как в воду глядел Маэстро!

• Д.Губин, Юр.Ханон. «Музей Вождей». — Лениград: программа «Монитор» от 8 апреля 1990 г.
• Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интер...вью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28
• Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Лениград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2
• Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23
• Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Лениград: газета «С...мена» от 13 ноября 1991 г., стр.7
• С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г., стр.11
• Юр.Ханон. «Александр Николаевич (январские тезисы)...» (к 120 годовщине со дня рождения А.Н.Скрябина). — Сан-Перебург: газета «Смена» от 7 января 1992 г. – стр.6 (и последняя)
• Юр.Ханон. «Моя маленькая ханинская скрябиниана». — Мосва: журнал «Место Печати» №2 за 1992 г. — Приложение: к 120-летию со дня рождения А.Н.Скрябина, стр.102-135.
• Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7
• Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7
• Юр.Ханон, «Разговор с психиатром в присутствии увеличенного изображения Скрябина», — Москва: журнал «Место печати», №4 за 1993 г.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз.
• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с.

• Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр.
• «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр.
• Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г.
• Юр.Ханон «Русский Шумахер» (роман’с без слова). — Центр Средней Музыки, Сана-Перебур (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Савояры царя Авгия» (третий конденсат). — Сана-Перебур, Центр Средней Музыки, (no publier, en un an).
• Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр.
• Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр.
• Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание)
• Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12
• «Ханон Парад Алле» (или малое приложение к большому прибору). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2011 г.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр.
• Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр.
• Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г.
• Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г.
• Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г.
• Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г.

• Юр.Ханон, «ПАР» (роман-автограф). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2015 г.
• Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г.
• Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г.
• Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г.
• Юр.Ханон, Аль.Алле. «Последний рассказ» (или надгробие гения). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2017 г.
• Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г.
• Юр.Ханон, Эр.Сати. «Малая аркёйская книга» (или скрытый каталог школы иезуитов). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2021 г.
• С а в о я р о в ы : после слов ^ie. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2023 г.

• Рихтер — против Прометея... ( статья напротив )
• Мстислав Леопольдович ( или мастер в классе )
• Венецианский гондольер  ( или ещё раз на дне )
• Каменный Гость‎  (или надгробие под балетом)
• Окоп  ( или первый п’ресечённый балет )
• Мерцающие девицы (для тубы и певицы)
• 24 Упражнения по слабости (для неограниченного круга ... не желающих)
• Не-обя-за-тельное-Зло

• Владимир Цытович‎ ( чужой среди чужих )
• ‎Карманная Мистерия со всех точек зрения
• Симфония №5, героическая (для кифары и офиклеида)
• Веселящая Симфония  ( даже без тени улыбки )
• Родня...  от Шумахера до Савоярова
• Турин, столица... савойской... империи  мемуары ос’колка
• Карл-Эммануил Савойский,  совсем неправильный король
• Траурный марш на смерть великого глухого  (не говоря уже о слепых...)