Святослав Теофилович (Анна Тхарон. Лица)

славные груши    ( осень 1987 года ) автор : Анн.t’Харон              & ещё кое-кто ← Мстислав Лео’польдович Анатолий Алек’сандрович → Ханóграф : Портал осень Славы или тот самый Рихтер ( в моей кровати ) Зимою – оделся теплее, Весною спустился я к двери, А летом, открыв эти двери, Пошёл по осенней аллее.:323     ( Михаил Савояров ) ...от первого лица... Сегодня, в этой замечательной точке пересечения меридианов, перед глазами оказалось нечто необыкновенное. Одна маленькая история, событие, случай, почти не’реальный случай, но совсем не случайный в россыпи точек и пунктов назначения на карте жизни.   Эта история, яркая и звонкая — только что треснувшим от спелости тёплым ароматным арбузом, – случилась со мной в далёком детстве, и было мне девять лет. Поэтому и знакомить с ней я буду как ребёнок, без широких рассуждений «о судьбах человечества» и причинах-следствиях этого загадочного происшествия, не углубляясь в подробности, которые, впрочем, обязательно появятся..., и тут же будут выброшены зá борт, в пучину комментариев.   Я расскажу о концерте, об одном-единственном концерте, пожалуй, самого прославленного и знаменитого пианиста того времени, который по мановению небесной руки свалился нá голову яблоком. — Этого концерта вообще-то не должно было быть, однако он состоялся, вопреки всему, да ещё и с прекрасным «эффектом бабочки» (что это такое, можно узнать этажом ниже, в комментарии).   Итак, вот событие: к нам, в далёкий город Чимкент, приехал Рихтер! Святослав Рихтер. Тот самый Рихтер, который частенько забирался в наш проигрыватель и разыгрывал для маминых студентов свои прелюдии и фуги Баха, карнавалы Шумана, моменты Шуберта и многое-премногое другое-предругое. И вот, просим жаловать: он здесь! Живой. На расстоянии вытянутой руки, и даже ещё ближе. Он появился на пороге дома так внезапно и неожиданно, словно... чёртик из табакерки, вдоволь наигравшись, выпрыгнул из проигрывателя на пол в коридоре.       Однако... обо всём по порядку.   Преамбула Первая. Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора... да-да, мечтательный этюд Фёдора Ивановича пришёл(ся)... и устроил(ся) в нашем отдыхающем поле ... в образе и подобии Святослава Рихтера... Кто бы мог подумать?... Не иначе, сам гений, парадоксов друг, постарался или случай, бог-изобретатель... Так или иначе, но Рихтер приехал. Он приехал в Чимкент с концертом в начале осени 1987 года (к сожалению, я помню только приблизительную дату, если кому важно, точнее можно узнать на просторах интернета или в амбарной книге учёта приезда-отъезда дорогих гостей нашего города). Это был один-единственный, но зато большой концерт, организацией которого занимался, в том числе, и мой папа... как это ни странно (...и против всех законов физики, этики, эстетики и прочего всего «о-го-го»...) И тем не менее, так было.   О приезде и концерте Рихтера мои родители узнали у себя на работе, в музыкальном училище, чуть раньше прочих «обыкновенных смертных», на несколько минут опередив плески и выплески сенсационной новости во всех местных газетах и по радио, и были, выражаясь провинциальным канцеляритом, включены в почётный список лиц, ответственных за проведение знаменательного события. Папу, как музыковеда и владельца собственного «москвича», впрягли (это его собственное выражение) встречать, сопровождать и провожать высокого гостя, а на мамины тонкие плечи пианистки и ведущего педагога легла задача государственного масштаба – на виду у всего света во время концерта переворачивать Рихтеру страницы, прямо на сцене. Нужно ли говорить, какой фурор и суету устроила эта новость. В несколько мгновений она затопила всю нашу квартиру электрическим волнением, в воздухе повисло предвкушение чего-то волшебного, какое бывает зимой в ожидании богатой ёлки или первого снега, и все разговоры крутились вокруг одного, словно все остальные заботы и жизненные вопросы куда-то внезапно провалились и бесследно растворились навсегда..., — до следующей недели.   Преамбула Вторая. ...это был живописный моно’графический концерт из поздних сонат Франца Шуберта. В огромном зале. Наверное, в самом большом зале города, способном вместить максимальное число желающих, но совершенно далёком от каких-либо акустических стандартов, приемлемых для проведения концертов классической и, тем более, фортепианной музыки. Вдобавок — на новом рояле. Нет-нет, не на Стейнвейе (Steinway & Sons), Бехштейне (C.Bechstein) или Блютнере (Blüthner), как можно было бы себе вообразить (...глядя на 1987 год с высоты двадцатых годов XXI-ого столетия...), а – на «деревянной» Эстонии (Estonia), только что привезённой специально для этого концерта из запасников местного правительства! – Итак, всемирно знаменитый пианист, тот самый L'Insoumis Richter..., — волею случая очутился в Чимкенте, и даже более того — у нас дома... Начиная с прихожей.   Однако предположить, что же произойдёт не в сказке Пушкина, а на самом деле, было мудрёно. Никому в голову не пришло и даже рядом с головой не вертелось такое предположение...: настолько Он был далёким и казался нездешним, инопланетным, из другой Вселенной, «с вертящихся пластинок». А он – Рихтер, вóт он! – приехал прямо к нам, в квартиру. Минуя планы партии и правительства, по личной инициативе папы.   Кáк же он попал в нашу квартиру, — напрашивается вопрос? А я и расскажу, пожалуй. — тот самый Рихтер...   С чего всё началось, я, конечно, не знаю, но из краткого папиного объяснения на пороге квартиры выяснилось, что во всех гостиницах города не оказалось ни одного номера с инструментом. Даже «люксы» все были с чем угодно, но только не с роялем. — Однако! (...произносить строго с интонацией Ипполита Матвеича Воробьянинова!!!) ... Это была непременная «прихоть» музыканта (как выяснилось чуть позже, совсем не’прихотливого), и папа, не долго думая или, скорее, не особо раздумывая, предложил «поехать к нам», где есть всё и со всеми удобствами для музыканта. Не корысти ради, токмо по простоте и щедрости душевной. Сказано — сделано, — благо руль не дрогнул в руках и «москвич» слушается своего хозяина.   Правда, с приездом вышел казус: договорился с Рихтером он сразу, а вот позвонить домой спохватился только в последние полчаса, чтобы радостно сообщить — «к нам едет ревизор». Услышав необычайную новость, мама даже остолбенела от шока на пáру мгновений, однако на падение в обморок и нюхание нашатырного спирта не оставалось времени, поэтому решение о размещении пианиста в комнате с чудесным инструментом и удобной кроватью на солнечной стороне – было принято молниеносно, окончательно и бесповоротно. И... это решение, в первую очередь, поразило меня, словно стрелой: два дня Святослав Рихтер будет жить в детской комнате (нашей с братом) и спать в моей кровати... Целых два дня! На мой вопрос, почему же его положат непременно в моей, а не в братней (кровати), ответ последовал короткий и деспотически непреклонный — так решено и точка. К тому же, на моей стороне больше солнца. И что тут возразишь «начальству»?.. Вот и у меня не нашлось слов для дискуссии, чтобы отстоять (или отлежать) своё законное место под солнцем. Да и на полемическую борьбу времени не оставалось, потому что... в коридоре раздался троекратный звонок и в квартиру вошли двое — сияющий папа и следом Святослав Теофилович Рихтер, с неопределённым выражением на лице...   ...немая сцена, полная щенячьего восторга и трепета народных масс... Когда изъ Гвардіи, иные отъ Двора Сюда на время пріѣзжали, Кричали женщины: Ура! И въ воздухъ чепчики бросали...   Приветственная часть прошла на удивление легко и даже весело, и всё напряжение разрядил сам гость, обратившись после «за ручку» с мамой – ко мне, сияя самой светлой улыбкой: «...ах, какая красавица, настоящая принцесса! ..совсем как Ниночка, статуэточка. Наверное, играешь, да?...» — от неожиданности такого поворота и большой дозы внимания к своей маленькой персоне, я ответила как тот татарин, который, что вижу, то и пою... – «...да, играю, ...в шахматы». И как же хорошо он засмеялся! Просто, весело, искренне, совершенно по-детски. И несмотря на мамино одёргивание, всем заметное, он просто весь улыбался — мой детский непосредственный ответ ему явно понравился (...а мама почему-то сочла мой тон... дерзким). Да и мне, честно сказать, понравился его смех, а потом, несколькими часами позже, и простота в общении. В том числе, в общении с моим инструментом. На котором я играла. В шахматы.   Преамбула Третья. Послушать и поглядеть, как занимается сам Святослав Рихтер, захотели бы, наверное, многие пианисты. Но такая оказия выпала почему-то... маленькой девочке (мне), и продолжалось это занятие два дня, два огромных дня совершенно из другого мира... Причём, я слушала Рихтера не только дома, но и в концертном зале, на репетициях перед большим концертом из поздних сонат Шуберта. Что интересно, дома он занимался (минуточку внимания!) совсем не концертной программой, а пьесами Дебюсси, Шопена, Скрябина, играл органную токкату D-Minor Баха и совсем немного из другого Шуберта, не сонатного...   — В качестве «исключительной меры доверия» мне было дозволено (ясное дело, мамой, потому что сам музыкант был мне очень рад) тихонько сидеть в одной с ним комнате во время занятий. — Я слушала, а Рихтер играл. Все при деле. Вдруг он прервался, резко повернулся ко мне и с улыбкой попросил поиграть ему что-нибудь, если я играю... не только в шахматы... Мудрено, однако. На мгновение я даже перестала дышать от неожиданности, но собравшись с духом в состояние «некуда бежать», без слов села и сыграла ему «на одном вдохе» что-то очень скоростное, как мне тогда казалось, — прелюдию Баха до-минор из первого тома ХТК, без фуги. Сделав дело и обернувшись к нему, я увидела какое-то непонятное для меня выражение лица, то ли расстроенное, то ли, наоборот, очень удивлённое, и при этом крайне серьёзное, без тени улыбки. Рихтер сказал мне всего несколько слов — «это очень хорошо», а всё остальное выслушивала моя мама. Я бы, конечно, и сама хотела узнать (теперь-то, спустя тридцать пять, сорок, пятьдесят лет), чтó хорошего он нашёл в моей игре, но поскольку навыка и склонности «подслушивать/подглядывать» у меня нет, я всего лишь ждала возвращения большого человека в комнате у инструмента, чтобы продолжать слушать его приготовления к концерту. На послезавтра...   Преамбула Чётвёртая. Маленькое лирическое отступление, несерьёзное... Несмотря на организационную суету, Рихтер проводил своё предконцертно-репетиционное время не только у инструмента и в разъездах на пробу рояля и зала. Как это ни странно, времени хватало и на общение, в том числе, между делом. Святослав Теофилович очень полюбил папины груши — огромные, очень вкусные, сочные, ароматные, почти янтарные, жёлто-золотистые плоды, с тонкой нежной кожицей, они буквально светились изнутри от спелости и медовости. Рихтер был сражён, узнав, что это не покупные груши, а свои собственные, выращенные руками живого человека (вот удивительное дело), да ещё и не какого-то абстрактного «советского гражданина» из города Чимкента, а именно вот этого, пригласившего его на пару дней в свой дом. Странно, конечно, видеть такую реакцию, но тем она и приятней, от неожиданности (всех сторон). К тому же, понять восторженное удивление пианиста могу как своё собственное, потому что груши на самом деле выглядели крайне соблазнительно и буквально манили поскорее укусить за свой сочный бок. Словом, они (с соком в боку, мерси боку) так полюбились Рихтеру, что он, единожды распробовав лакомство, придумал ритуал, чтобы не тянуться снова за грушей: он просил меня выбрать ему непременно «самую вкусную», с заговорщическим видом и слегка смущённой улыбкой. Это было и забавно, и трогательно одновременно, да и выбрать «самую вкусную» не составляло никакого труда — они все были «самые вкусные». И мне оставалось только выбрать для него самую большую и «прозрачную». Как на новогодней ёлке.   И вот, настал день концерта. С самого утра в воздухе висело торжество и волнение — у моих родителей, что чувствовал сам Рихтер — не знаю, внешне он был по-будничному спокоен и молчалив. Напомню ещё раз, в тот единственный день и вечер, памятный музыкально-культурному Чимкенту, Рихтер играл большие поздние сонаты Шуберта. Собственно говоря, сам концерт я запомнила как скопление огромной толпы людей. В первый раз я увидела, что такое настоящая давка — перед входом в здание концертного зала, и если бы папа не держал меня и брата за руки, нас бы просто смело наступавшей волной. В огромном зале все места ... в пространстве были заняты, сидели не только в креслах и на стульях, но и на ступеньках в проходах, стояли, подпирая стены, и даже на сцене для рояля и пианиста остался небольшой островок.   Рихтер играл (как) по нотам, а страницы переворачивала мама, сидя у него под левым локтем, поскольку мéста разместиться просторнее попросту не оставалось. Ещё, во время концерта меня поразило эффектное освещение сцены: видна была только клавиатура и руки пианиста, всё остальное скрывалось в полумраке. — Кажется, это было самое яркое моё впечатление от концерта. А вот, кáк играл Святослав Теофилович в тот вечер, я помню очень смутно и совсем по-детски: всё время хотелось убавить треск неприятно скрипящих сидений, а так же возню шёпота-шороха-кашля в зрительном зале, и прибавить громкости пианисту, поскольку не покидало ощущение, что звук словно утонул «в валенках» не по размеру... — ужасная акустика огромного зала под’суропила. Впрочем, на успехе это не отразилось никак. Публика неистовствовала и требовала «на бис» снова и снова. И конечно, море цветов, девятый вал. — После концерта цветочное море затопило нашу квартиру, — в прямом смысле слова, — и радовало ещё несколько дней. — Что же сказал Шуберт по поводу исполнения своих поздних сонат, я уже не помню. У него был слишком тихий голос.   А потом были проводы. Рихтер уезжал, продолжая своё пожизненное концертное турне. Его отъезд оказался почти таким же неожиданным и удивительным, как и его неожиданное появление — словно бы он на минуту отодвинул занавеску и заглянул к нам из своего отдельного мира, — без особого намерения, просто так, по случаю... — Но... тссс!... — бывает ли на этом свете что-нибудь случайное? Или так было зачем-то нужно?..   На вокзале как всегда пахло угольной гарью и ветерком волновалась грусть, тонкая и удивлённая... Очень хотелось, чтобы он остался, хотя бы на денёк, ещё один большой бесконечный денёк..., чтобы снова услышать его голос, немножко картавый и светловатый на просвет, как та папина груша... — На перроне, перед самым отходом поезда, Святослав Теофилович внезапно поднял меня на руках и нежно поцеловал в щёчку... Точнее, это было нежное, еле уловимое, воздушное прикосновение... с тонким, очень приятным прохладным, хвойно-лесным и даже морским ароматом. Совершенно новым для меня и удивительным... Такого богатого сочетания оттенков запахов в одном, которое можно было без труда разложить на отдельные ароматные картинки и звуки, я никогда прежде не слышала..., ни своим носом, ни ухом.         И уже прощаясь, он тихо улыбнулся и почти шёпотом сказал: «Ну, будем ждать!» Анн.t’Харон  (2022)  из сборника «Незабытое & Оживлённое»      ( публикуется однажды )

A p p e n d i X Малый пост (скриптум) ( после всего ) на балконе в Амстердаме... Сегодня я хотела бы оставить ещё одно маленькое размышление поверх только что рассказанной истории, находясь от неё на далёком расстоянии и глядя на всё случившееся с чувствами и ощущениями сегодняшнего дня, уже не детскими... — Случай с приездом Рихтера не только в Чимкент, но и к нам в квартиру, конечно, небудничный во многих смыслах (если не во всех). И в самом деле, ведь не каждый же день, проснувшись у себя дома, можно запросто встретиться, лицом к лицу, с явлением сверх’естественным, например, с шаровой молнией... или фокусником (с кроликом в цилиндре), выпрыгнувшим из какой-нибудь цирковой энциклопедии. Вот и появление Рихтера — какого-то нереально отдалённого (столичного) пианиста «из проигрывателя, телевизора и радио», — укрепилось в детском сознании как волшебство (возле новогодней ёлки). Причём, волшебство вполне реальное (например, из очередного выпуска телепередачи «Очевидное — невероятное»), без особенной ловкости рук или мошенничества. Но зато — в нашей квартире и с нашим же непосредственным участием.   В те детские времена моё отношение к творчеству Святослава Рихтера ещё не объявилось, оно скучало где-то в углу между плюшевыми игрушками, а тёмными зимними вечерами слонялось аморфным призраком по коридору между залом и кабинетом. Временами какие-нибудь учителя или местные авторитеты на него оказывали сильное настойчивое давление и тогда, как чёртик из табакерки Николая Васильевича, оно отпрыгивало ещё дальше от пункта назначения: «послушай то, или оцени это» (как играет Рихтер). Я слушала, конечно, и даже пыталась оценивать, но почему-то из «пластинок Рихтера» для меня звучало нечто очень скучное и слишком серьёзное..., и я всё чаще переключала «репертуар» на других исполнителей, имена которых произносились куда реже, но зато нравились мне больше (маленький этюд из детской психологии). И когда можно было залезть в шкаф с пластинками и выбрать увесистую пачку по своему желанию для «послушать с нотками» (а в те мои юные годы это было возможно только в присутствии & под строгим контролем родителей), пластинки с дядей-Славой там обнаруживались почему-то редко. Куда чаще попадались записи скрипичных концертов и симфоний, а среди пианистов интуитивно близкими мне стали Дьёрдь Цифра, Лазарь Берман, Самуил Фейнберг и другие живые..., очень живые музыканты (за один присест всех и не перечислишь). — Из этого пояснения становится очевиднее, как постепенно образовалось моё невероятное отношение к Рихтеру. — Оно удалялось от него всё более широкими шагами...   А вот он взял, да и сам приблизился. Внезапно. Живьём. И в полный рост. К тому же, не один, а вдвоём с Шубертом (поздним). В таком (живом и позднем) виде он мне даже понравился своей живостью, непосредственностью и, странно сказать, даже лёгкостью. Однако и в этом случае «максимального приближения к объекту», моё отношение к его игре висело в неопределённости, как осиновый лист на ветру... Всё-таки, мне больше нравилось, когда дома на рояле играла мама. Звуки под её пальцами становились тёплыми, журчащими как ручеёк, было просто, понятно, хорошо и спокойно от маминых Музык. С Рихтером же было не просто иначе, а совсем... иначе. — Поскольку я почти не помню, кáк он играл, но зато ясно помню свои чувства и ощущения, словно только что, свежо и выпукло, поэтому и буду сравнивать сейчас двух исполнителей (в данном случае, маму и Рихтера, как в «неравном браке»), опираясь на ощущения. — В отличие от мамы, Святослав Теофилович буквально «задавливал» потоками и массами звуков, — долгими и вязкими. Порой становилось непонятно, что происходит. Было одновременно страшно и интересно, — страшно интересно, чем же дело кончится, рухнет рояль или куда-то провалится всё остальное. Удивительный талант был у этого пианиста... От него оставалась усталость и тяжесть в голове, Венечка Ерофеев сказал бы: как с похмелья. ... Странно сказать, но даже спустя годы и десятилетия, те мои детские ощущения остались на своём месте, неподвижно, в той же точке тяжести и усталости от игры Большого Пианиста (сокращённо БП), увеличиваясь с годами в размерах и глубине... Как много раз я слышала в школе, «душа Печорина не каменистая почва»..., вот и не проросло ничего похожего на всеобщий восторг и восхищение в адрес Рихтера-пианиста.   Тогда, в детстве, это несоответствие (с обще...принятым мнением) повисло передо мной странной & гадкой загадкой, которую, впрочем, очень скоро «разгадал» совсем другой человек..., мой дорогой учитель в Саратовской консерватории. Своим прекрасным бонмотом Скрипай попал прямо в яблочко (заднее), в самую суть моих смутных ощущений, придав им словесную форму настолько точную и прямую, словно бы всё время исподтишка подглядывал за мной (с детства) или забрался внутрь и сидел в своём любимом кресле между моих переживаний. Но что же сказал Скрипай?.. «Рихтер не музыкант, он — пианист». И точка. Если не слишком понятно, приведу его слова более подробно: «...Рихтер не Музыкант, он только пианист, блестящий, виртуозный, масштабный, какой угодно..., но всего лишь — пианист. Да, он гений..., в определённом смысле. Его феноменальной памятью можно восхищаться. Однако в сравнении с тем, Чтó Есть Музыка, он безусловно проигрывает. Я бы так не смог... Мне гораздо ближе Гилельс, Игумнов, Гульд... Хотя и у Рихтера есть гениально музыкальные записи, например, медленные части поздних сонат Шуберта, его же музыкальные моменты и вокальные циклы, Прокофьев, Бах... Но, к сожалению, это крупицы. Нéкогда ему было заниматься музыкой, понимаешь ли, не-ког-да. Тягаться со временем — тá ещё задача...» — Попробуй-ка, потягайся! Надорвёшься или споткнёшься... — Вот и надо...рвался. Святослав Рихтер (от нем. Richter, richten — эксперт, судья, судить; равнять, выравнивать; править, от слова «правило», ну... и так далее в том же рихтовальном духе) — всемирно известный пианист ХХ века, активно концертировавший по всему миру примерно с середины 1940-ых годов до 1995 года. Масштабный и невероятно выносливый. Как огромная машина... или, точнее сказать, конвейер промышленных масштабов по производству потока звуков, записей, концертов почти по всей поверхности земного шара. Да-да, я снова повторяюсь и буду повторяться, потому что не повториться в данном случае нельзя. — Именно здесь, в лице одного пианиста, сáмая Тавтология звучит монотонной прелестью бес...конечных повторений, могучих и прекрасных своей удивительной повторяемостью и повторностью, бронированной и железобетонной..., с выдавленным штампом на стальной балке. — Словно печать (или клеймо?), неподвластная времени и узнаваемая повсюду. Великая Пианола, вернувшаяся из начала века, пожизненная «пьеса для механического пианино» в одном человеческом теле с родовым вензелем «Richter» (или, по-нашему, экс’перт — квалифицированный специалист). Не менее того. Но и не более. Как перед тем памятником, каменным гостем. Сердце останавливается от застывшего механического величия... ...а душа, всё-таки, тянется к тёплому, живому, тихому, трепетному и близкому. Внутренне близкому... И здесь наш дорогой Святослав Теофилович                   пролетел мимо, едва задев пёрышком заднего крыла... Мимо. Далеко. Навсегда. — К большому счастью для меня. Ком’ ментарии Ис’ точники Ханóграф: Портал Лит’ература ( бес права переписки ) Ханóграф: Портал Д.Губин, Юр.Ханон. «Музей Вождей». — Лениград: программа «Монитор» от 8 апреля 1990 г. Д.Губин «Игра в дни затмения» (Юрий Ханон: интер...вью). — Мосва: журнал «Огонёк», №26 за 1990 г. — стр.26-28 Юр.Ханон «Музыка эмбрионов» (интервью с Максимом Максимовым). — Лениград: газета «Смена» от 9 мая 1991 г., стр.2 Юр.Ханон. «Лобзанья пантер и гиен». — Мосва: журнал «Огонёк» №50 за декабрь 1991 г. — стр.21-23 Юр.Ханон, «Скрябин умер, но дело его живёт» (интервью с Кириллом Шевченко). — Лениград: газета «С...мена» от 13 ноября 1991 г., стр.7 С.Кочетова. «Юрий Ханон: я занимаюсь провокаторством и обманом» (интервью). — Сан-Перебург: газета «Час пик» от 2 декабря 1991 г., стр.11 Юр.Ханон. «Александр Николаевич (январские тезисы)...» (к 120 годовщине со дня рождения А.Н.Скрябина). — Сан-Перебург: газета «Смена» от 7 января 1992 г. – стр.6 (и последняя) Юр.Ханон. «Моя маленькая ханинская скрябиниана». — Мосва: журнал «Место Печати» №2 за 1992 г. — Приложение: к 120-летию со дня рождения А.Н.Скрябина, стр.102-135. Юр.Ханон: «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах). — Сан-Перебург: «Ле журналь де Санкт-Петербург», № 4 за 1992 г., стр.7 Юр.Ханон. «Несколько маленьких грустных слов по поводу годовщины усов» — Сан-Перебург: газета «Смена» от 6 января 1993 г. – стр.7 Юр.Ханон, «Разговор с психиатром в присутствии увеличенного изображения Скрябина», — Москва: журнал «Место печати», №4 за 1993 г. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо». — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» & изд.«Лики России», 1995 г. — том 1. — 680 с. — 3000 экз. Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (издание второе, до- и пере’работанное). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки» 2009 г. — том 1. — 680 с. Ханóграф: Портал Юр.Ханон. «Скрябин как лицо» (часть вторая), издание уничтоженное. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки & те же Лики России, 2002 г. — 840 стр. «Ницше contra Ханон» или книга, которая-ни-на-что-не-похожа. — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2010 г. — 836 стр. Эр.Сати, Юр.Ханон «Воспоминания задним числом» (яко’бы без под’заголовка). — Санкта-Перебурга: Центр Средней Музыки & Лики России, 2011 г. Юр.Ханон «Русский Шумахер» (роман’с без слова). — Центр Средней Музыки, Сана-Перебур (no publier, en un an). Юр.Ханон «Савояры царя Авгия» (третий конденсат). — Сана-Перебур, Центр Средней Музыки, (no publier, en un an). Юр.Ханон «Альфонс, которого не было» (или книга в пред’последнем смысле слова). — Сан-Перебург: (ЦСМ. 2011 г.) Центр Средней Музыки & Лики России, 2013 г. — 544 стр. Юр.Ханон. «Вялые записки» (бес купюр). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 191-202 гг. (сугубо внутреннее издание). — 121 стр. Юр.Ханон, «Мусорная книга» (в трёх томах). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 191-202-221 гг. (внутреннее издание) Юр.Ханон. «Не современная не музыка» (интервью). — Мосва: жернал «Современная музыка», №1 за 2011 г. — стр.2-12 «Ханон Парад Алле» (или малое приложение к большому прибору). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2011 г. Юр.Ханон, Аль Алле. «Мы не свинина» (малая ботаническая энциклопедия). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2012 г. Юр.Ханон, Аль.Алле, Фр.Кафка, Аль.Дрейфус «Два Процесса» (или книга без права переписки). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2012 г. — 624 стр. Юр.Ханон «Чёрные Аллеи» (или книга, которой-не-было-и-не-будет). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. — 648 стр. Юр.Ханон, Аль Алле. «Не бейтесь в истерике» (или бейтесь в припадке). Третий сборник (второго мусора). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2013 г. Юр.Ханон «Три Инвалида» или попытка с(о)крыть то, чего и так никто не видит. — Сант-Перебург: Центр Средней Музыки, 2013-2014 г. Л.А.Латынин, Юр.Ханон. «Два Гримёра» (роман’с пятью приложениями). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2014 г. Юр.Ханон «Книга без листьев» (или первая попытка сказать несказуемое). — Сан-Перебург, Центр Средней Музыки, 2014 г. Ханóграф: Портал Юр.Ханон, «ПАР» (роман-автограф). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2015 г. Юр.Ханон «Неизданное и сожжённое» (на’всегда потерянная книга о на’всегда потерянном). — Сана-Перебур: Центр Средней Музыки, 2015 г. Юр.Ханон «Животное. Человек. Инвалид» (или три последних гвоздя). — Санта-Перебура: Центр Средней Музыки, 2016-bis. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Внук Короля» (двух...томная сказка в п’розе). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2016 г. Мх.Савояров, Юр.Ханон. «Избранное Из’бранного» (худшее из лучшего). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2017 г. Юр.Ханон, Аль.Алле. «Последний рассказ» (или надгробие гения). — Сан-Перебург: «Центр Средней Музыки», 2017 г. Юр.Ханон, Мх.Савояров. «Через Трубачей» (или опыт сквозного пре...следования). — Сана-Перебур: «Центр Средней Музыки», 2019 г. Юр.Ханон, Эр.Сати. «Малая аркёйская книга» (или скрытый каталог школы иезуитов). — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2021 г. С а в о я р о в ы : после слов ie. — Сан-Перебур: Центр Средней Музыки, 2023 г. См. так’ же Ханóграф : Портал Рихтер — против Прометея... ( статья напротив ) Мстислав Леопольдович ( или мастер в классе ) Венецианский гондольер  ( или ещё раз на дне ) Каменный Гость‎  (или надгробие под балетом) Окоп  ( или первый п’ресечённый балет ) Мерцающие девицы (для тубы и певицы) 24 Упражнения по слабости (для неограниченного круга ... не желающих) Не-обя-за-тельное-Зло Ханóграф: Портал Владимир Цытович‎ ( чужой среди чужих ) ‎Карманная Мистерия со всех точек зрения Симфония №5, героическая (для кифары и офиклеида) Веселящая Симфония  ( даже без тени улыбки ) Родня...  от Шумахера до Савоярова Турин, столица... савойской... империи  мемуары ос’колка Карл-Эммануил Савойский,  совсем неправильный король Траурный марш на смерть великого глухого  (не говоря уже о слепых...) → см. в перёд   Все права сохранены.   Автор : Анн.Тхарон.    Auteur : Ann.t’Haron.     All rights reserved. * * * эту статью не может редактировать или исправлять никто, кроме автора & ещё автора. — Все желающие кое-что заметить или оставить заметку, — могут сделать «это» через известный ящик (с при..поднятой крышкой)... * * * здесь и сейчас (оно) публично публикуется исключительно впервые : тест, редактура и офор’мление — Юр.Ханóн. « s t y l e t & s t y l e d by A n n a  t’ H a r o n »